«Я представляла, как он сидит в этом окопе, с этими мышами…» О тех, кто ждет

Недавно я узнала, что один очень хороший человек ушел добровольцем в зону СВО. 

Много лет в нашей воскресной школе он занимался с детьми и взрослыми русским рукопашным боем. К нему ходил и мой муж, и батюшки, и мужья других наших прихожанок, и даже дед Серега – заслуженный алтарник с позывным (как бы сейчас сказали) «Ветхий». Он тогда был чуть моложе.

Давно уже ушла в народ фраза этого нашего тренера: «Надо все делать мягонько, мягонько. Вот так». И какой-нибудь здоровый и совсем не ветхий мужик растерянно лежит на полу. А в последние годы он занимался еще и фитнесом с храмовыми тетушками. Ох, сколько крылатых фраз ушло в тот же народ после этих занятий – не перечесть! 

* * *

Я тоже ходила к нему на фитнес. Не долго, месяца два. А потом началась СВО, и меня это так эмоционально «придавило», что не было сил ни на какие тренировки. Даже дышать не было сил. 

Он не обижался, все понимал. Хотя звал. Еще бы. Пока не пришла Дашка «Молодая», я была самой лучшей его ученицей – мне так хочется думать. По крайней мере, я рассыпалась не сразу, а постепенно и даже садилась на шпагат. Правда, когда я первый раз хотела это продемонстрировать, он испуганно замахал на меня руками: «Стой, стой! Какой шпагат! Ты в паспорт давно смотрела? Что я потом мужу твоему скажу?!» 

Я перестала ходить на занятия (не из-за шпагата), но мы время от времени пересекались с ним в воскресной школе и говорили об этой свалившейся на всех СВО. Об этом и только об этом все тогда говорили. Плакали, переживали, молились, боялись, надеялись и гадали, когда это уже закончится. «Вот пара недель и всё… У меня знакомый в ФСБ»,  –обязательно произносил кто-нибудь. Но ничего не заканчивалось ни через две недели, ни через двадцать две. 

Я помню, как глубоко воспринял этот человек все эти события. Как будто бы оголенной душой. У него даже взгляд изменился. Как он переживал… За наших мужиков, за простых людей, за страну. 

И вот сам ушел добровольцем. В сентябре – в добровольческий отряд. В 50 лет. Когда спокойно мог бы сидеть дома со своей молодой красавицей-женой и двумя маленькими детьми. Заниматься своей борьбой и фитнесом, детскими лагерями (он и этим занимался) и «доводить до ума» храмовых тетушек. 

Я узнала об этом не сразу. Сначала я была в деревне, потом – в Крыму с младшей дочкой. Появилась у нас на приходе только к концу октября. И вот – новость.

Оказалось, кто-то из прихожан ему уже что-то передавал. Кто-то поддерживает связь с его женой Ниной. Кто-то молится за него. А кто-то просто «шипит» по углам, что он ушел из-за денег и только. Не без этого. В семье, как говорится… 

Я тоже позвонила Нине. Попыталась что-то собрать для мужиков там. Понятно, что наш маленький сбор даже отдаленно не покрыл их нужды, но хоть что-то. И как-то я ей сказала: «Передай мужу привет и скажи, что я обязательно напишу о нем статью!» 

А потом меня осенило! Все мои «военные» материалы – они с мужиками и о мужиках. О воинах, военных врачах и волонтерах. Если вдруг там случайно «затесались» женщины, то они тоже военные или врачи. В любом случае, они все – там. 

Но есть ведь и другая сторона, которая здесь. Сторона, которая ждет, переживает, боится, плачет, молится. Сторона, которая вроде бы тут, но тоже там. В тех же окопах, на тех же боевых заданиях. Мыслями и сердцем. Они спят в своих мирных кроватях, а вокруг них так же «рвутся снаряды». И просыпаются они в холодном поту. Жены, невесты, матери, дочери, сыновья. Мужья военнообязанных женщин – такие семьи ведь тоже, наверное, есть. И не понятно, что сложнее – быть там или быть здесь. 

И я решила поговорить с Ниной и сделать историю о ней. О женщине, которая ждет. 

Но получилось о многом и о разном. 

* * *

Познакомились они девять лет назад возле одного московского храма. Оттуда отправлялся автобус с детьми и педагогами в лагерь в Костромскую область. 

– Меня пригласили в качестве вожатой, и это был мой первый выезд. До этого я работала в офисе – в сфере недвижимости, пиара и рекламы, – рассказывает Нина. – А тут решила попробовать себя абсолютно в другой области. У того автобуса, я и познакомились со своими напарником – будущим мужем. 

Она признается, что поначалу никаких романтических эмоций наш тренер у нее не вызвал. Да простит она нас, но мы, давние прихожане, правда считаем его «нашим».

– С ним было очень комфортно. Мы сдружились, хорошо сработались. У нас был очень вредный и сложный отряд. Много детей, а нас на этом отряде двое. Мы хорошо понимали друг друга, несмотря на то, что я – новичок, а он – человек со стажем. Педагог и мастер спорта по самбо, дзюдо и по рукопашному бою. Он меня всегда во всем поддерживал, помогал. Решал какие-то мои проблемы. Но я его совершенно не воспринимала, как человека, с которым я могу связать свою судьбу. Он был для меня взрослый наставник, старший товарищ. Он, правда, достаточно меня старше. Мне тогда было двадцать шесть, а ему под сорок. До этого он был уже женат и была дочь от первого брака. Так что я даже не смотрела в эту сторону. 

Смена закончилась. Закончился и отпуск Нины. Она вернулась в Москву, и поняла, что работать со всей этой недвижимостью ей больше неинтересно. 

– В офисе я помогала исполнять чью-то чужую мечту. Финансовую, какаю-то другую. Мы пиарили жилые комплексы, дома… И мне это вдруг показалось такой ерундой по сравнению с лагерем. Оказалось, что можно приносить реальную пользу, можно влиять положительно на развитие и воспитание ребятишек. Вообще можно жить более насыщенной, интересной жизнью. 

Нина уговорила свое начальство дать ей еще отпуск на две недели за свой счет. 

– Что-то там придумала, что работать некому, дети без присмотра. Когда я приехала, я увидела, насколько сильно мой напарник мне обрадовался. И мы опять стали вместе работать. Лагерь закончился, а мы так и продолжали общаться. Ходили на свидания, он красиво ухаживал. А потом сделал предложение. Свадьба у нас была в Переславле-Залесском. Старшему нашему сыну сейчас шесть лет, а младшему – три. И его взрослая дочь очень любит своих братиков. Сейчас, когда мой муж там, очень меня поддерживает.

Мне интересно, а какой он человек в семье. Чисто женское любопытство. Мы же все знаем его только, как тренера. На самом деле – достаточно жесткого и требовательного.

– Человек он непростой, – признается Нина. – Если принял решение – всё! Мужчина со стержнем. И так же воспитывает наших детей. Я более мягкая в этом смысле. Он – очень хороший муж. Заботливый. Я постоянно чувствую его поддержку, мощь. Такая крепкая стена, за которой всегда можно спрятаться. Не даром у него и позывной «Стена». 

* * *

Я спрашиваю, как и когда и было принято решение пойти добровольцем? 

– Когда все началось, муж очень сильно хотел помочь нашим ребятам, – рассказывает Нина. – У него были мобилизованы знакомые, он общался с ними и знал, что там происходит. Они рассказывали тяжелые вещи. И он чувствовал, что не может сидеть без дела, не может делать вид, что ничего не происходит. Однажды он сказал мне, что сделает все, чтобы туда попасть. «По крайней мере, у меня будет чистая совесть. Как я отвечу своим детям, когда они вырастут и спросят: «Папа, почему ты не пошел и не помог?» – Я никогда себе не прощу, если я не пойду». Причин,  почему надо было идти, у него очень много. И они все такие настоящие. Не про деньги, не про славу, не про то, чтобы вернуться героем. Они лежат у него внутри сердца. Не знаю, как еще это назвать. Так что решение он принял давно. Но его какое-то время держали обязательства. Дело в том, что мы уже заранее запланировали проведение летнего лагеря. Мы же сделали свой лагерь, в итоге.  И не могли отказать родителям в проведении долгожданной поездки. А после лагеря мы семьей две недели отдохнули, и в сентябре он ушел. 

Я спрашиваю, как отнеслась к этому  сама Нина? Вряд ли спокойно. Я знаю женщин, которые были настроены решительно и патриотично, а когда началась мобилизация и призвали их сыновей, мужей, оказались к этому не готовы. Они сами мне рассказывали, как пытались спрятать повестки и т. д. Я их прекрасно понимаю. А тут – пошел сам. Да еще и в разведывательно-штурмовую бригаду.

– Какое мое отношение?.. Такое же, как и у него. Я его не то, что не отговаривала, я сказала: «Если было бы можно, если бы не дети, я бы тоже пошла». Я уверена, что там работы хватит на всех. Я знаю, что там нужны люди, нужны руки. И всё это: «Не ходи, ты нужен нам здесь, детям нужен отец», – это не про меня. Потому что да, детям нужен отец, но детям нужен и мир. Правда, муж мне сказал: «Ты бы здесь не смогла!» – «Почему?» – «Много мышей, а ты их боишься». – Они с этими мышами уже научились в окопах и блиндажах жить.

Понятно, что на бумаге все проще, чем в жизни. И Нине было непросто. И сейчас непросто. Она говорит, а слезы сами текут. 

– Не думала, что ответы на твои вопросы вызовут столько эмоций, – признаётся она. – Однажды муж был на боевом задании, связи не было. Я сходила с ума – как он, что с ним, живой ли? Мне было очень-очень плохо, нужно было с кем-то поговорить, и я встретилась с подружкой. Она мне сказала, что на моем месте никогда бы не отпустила мужа. Она и не пустила. Встала перед дверью и сказала: «Ты пойдешь только через мой труп!» Он тоже хотел. Но мне непонятно, как можно взрослого человека, который принял решение, куда-то не пустить? Тем более, что я его полностью поддерживаю. Я считаю, что нам всем надо объединиться, а не делать вид, что ничего не происходит. Закрывать глаза – это просто не честно. Кругом беда, а ты, такой: «Ой, у меня все в порядке, это меня не касается». 

Отрицательные реакции были со стороны и других их знакомых, не только той подруги. Больше женщин, которые не понимали, зачем идти, когда есть специально обученные люди – военные. А гражданские нужны здесь.

– Кто защитит тебя и детей? Зачем идти – чтобы умирать? – говорили они Нине. – Ваша СВО здесь. Тренировки, воспитание молодежи. Он здесь нужен, а не там! Не дай Бог что-то случится. Тем более, что его не звали. 

– Но муж объяснял: «Нет ребята! Так не пойдет. Когда вы заходите в метро, видите пустое место, вы садитесь. А потом рядом с вами становится бабушка или беременная женщина. Вы же не ждете, когда она вас попросит. Вы просто встаете. Потому что вы – мужчины. Так и здесь – не нужно ждать, когда тебя пригласят помочь. Надо брать и делать». И когда я от него это слышала, у меня не было ни капли сомнений, что он делает все правильно, – говорит Нина.

Здесь мне хотелось бы добавить: «Вы просто встаете в метро, потому что вы мужчины. Наивный хороший  человек»… 

* * *

Нина рассказывает, что сейчас ей тяжелее, чем вначале. Самое трудное – когда муж не выходил на связь.

– Каждый день, каждые полчаса, каждую минуту, каждую секунду  я представляла, как он там сидит в этом сыром окопе, с этими автоматами, с этими мышами… Что он там делает. Человеку же не тридцать, а пятьдесят. Наверное, очень непросто в этом возрасте вести бой. Мне, конечно,  всё не говорят, берегут мою психику. Но и то, что я знаю, страшно. Нужно брать новые рубежи, и на «открытке» (открытой местности) парни роют окопы, блиндажи. Когда я это узнала, я полезла в интернет смотреть, как вырыть окоп на открытой местности и остаться незамеченным. Мне все это показалось очень страшным. Не могла спать, думала о ребятах. Когда муж  был на боевом задании, я всегда держала телефон при себе, чтобы вовремя ответить. Отвечала на все незнакомые номера! Дети  были в доме творчества на секции. Звонок, шум, гам, я ищу место, где хоть чуть-чуть слышно и – это он. Говорит: «Все в порядке. Я ранен, но все хорошо, меня эвакуировали. Вечером позвоню!» Как же я ждала этого вечера! Это был очень долгий день. Самый долгий! Конечно, тяжело, к этому невозможно привыкнуть. Так что – как это здесь переживается? С Божией помощью!

В итоге, Нина создала чат, где общаются женщины, которые отправили своих мужчин тем же автобусом. Объединяются, оказывают друг другу помощь, поддержку.

– Так легче ждать, – говорит она. – Много что легче… Занимаемся гуманитарной помощью.  Невозможно же сидеть здесь, сложа руки, зная, что там они в чем-то нуждаются. 

Все, что можем собрать, отправляем туда. И обычные бытовые вещи, и посерьезней – технику какую-то. Привлекаем организации, пытаемся найти спонсоров. Ты не можешь просто ждать, когда поступит финансирование, и всех солдат обуют в зимнюю обувь. Потому что уже зима, а сапог нет. Ты не можешь ждать, когда им купят «буханку», чтобы вывозить раненых и развозить продукты. Она нужна сейчас! Ты не можешь всего этого просто ждать, ждать. Нужно делать! Недавно вот пришел от мужиков  заказ – футболки, трусы, носки. Привезли к ним раненого парня, который два месяца не вылезал из окопов. За это время он мылся один раз. Так что на позициях очень нужны влажные салфетки, влажные полотенца, это у них как душ, как все на свете. Вещи приходят в такое состояние, что они их просто выкидывают. А новых нет. К нам подключаются родители детей, которые были в лагере, те, кто ходил к мужу на спортивные занятия, друзья, знакомые. Сейчас вот мы с девчонками упаковали более, чем сто новогодних подарков на фронт. Конфеты закончились, еще телегу конфет купили. Без помощи, я бы не справилась. 

Так живет сейчас Нина. Еще, конечно, занимается детьми. С ними стало сложнее. Если раньше все делали вместе с мужем, то теперь она одна развозит их на занятия, тренировки.

Рассказывает, что для их старшего сына это решение отца было очень неожиданным. 

– Сначала он был шокирован. Но сейчас гордится папой и говорит, что у него все получится. Для них отец всегда был самым главным, самым сильным. В лагере, еще где-то. Человеком, которого все слушались и к которому все относились с уважением. А значит – и на войне его все послушаются! И он победит! Младший водит пальцем по карте мира и просит показать, где папа.  И когда разрезают торт или делят шоколадку, он всегда берет лучший кусок и говорит: «Это нужно оставить папе». Они его очень ждут.

Для свекрови, всё это, конечно, стало очень большим испытанием. А вот мой папа хотел пойти с ним. Несколько раз приходил в военкомат, просил, чтобы его тоже отправили. Но военком ему строго сказал – сидеть и не соваться! Папе шестьдесят четыре года. 

А сам Стена ни разу не сказал жене, что пожалел, что туда пошел.

– Да сложно, да русская рулетка, но я там, где должен  быть.

– Условия там непростые, конечно,  – говорит Нина. – Как на войне. Но муж у меня может в любых условиях выжить. И в палатке, и в окопе, и в блиндаже, и под открытым небом – где угодно. Комфорт для него, конечно, имеет значение. Но если нужно, то ничего невозможного нет. Я знаю – он сильный, он справится. Он еще других ребят научит, как нужно воевать. Мне кажется, у него есть генетическая предрасположенность – быть хорошим воином, защитником. Стена! 

* * *

Нина рассказывает, что неожиданно для себя столкнулась с трудностями, о которых даже не думала. 

– Когда муж уходил, мы не думали ни о льготах, ни о каких-то привилегиях для военнослужащих и их семей. Он думал только о том, как попасть в зону боевых действий. Но когда я узнала, что что-то положено (детский садик для детей, у кого отцы воюют, бесплатные кружки, мероприятия разные, детские пособия и так далее), то решила это все оформить. Почему нет? И я столкнулась с тем, что, оказывается, есть различия между мобилизованными, добровольцами и контрактниками. И так далее. Также имеет значение – откуда человек ушел. Если из Москвы, то это одна история. Если из Тамбова, как в нашем случае, то ряд льгот на семью не распространяется.

Дело в том, что знакомые сказали им, что в тот добровольческий отряд проще всего попасть именно из Тамбова. 

– Он специально для этого туда приехал, его встретили, отвезли на такси в учебку и всё. Больше нас с этим городом ничего не связывает, – рассказывает Нина. – И теперь моим сыновьям здесь, в Москве отказано во всем. В выплатах детям военнослужащих  мне отказано, в ёлках мне отказано, в детских подарках мне отказано. Несмотря на то, что мои дети – москвичи. Все в Тамбов! 

И вот эти моменты… Они такие неприятные. Но на самом деле, нам вообще с «господдержкой» не очень везет. Когда у нас родился второй сын, нам в пенсионном фонде забыли начислить материнский капитал. Мне пришлось проходить круги ада и доказывать, что вот он – мой второй ребенок. И я даже не удивляюсь тому, что в связи с СВО у нас возникла такая же история.

А сейчас с Нины временно сняли еще и детские пособия, не связанные с СВО, потому что все сборы она делала на свою карту. И соцзащита посчитала это доходом. 

– Слава Богу, мужу оплачивают там его нелегкий труд. Но часть зарплаты уходит на ту же благотворительность.

* * *

Мы говорим о вере на войне. О чудесах. Известно же, что там верующими становятся даже атеисты.

– Бывает, что снаряды рядом с тобой падают, а тебя не касаются. И человек понимает, что это чудо, – рассказывал Стена жене. 

– Недавно муж получил свое первое боевое ранение – то самое, о котором говорил по телефону. Был на боевом задании, штурм, и недалеко от него взорвался снаряд. Он, как в замедленной съемке видел, как летели осколоки, как попали в руку.  До тех пор, пока перчатка не налилась кровью, пытался продолжить бой. Его вытащили из этого окопа, собирались сразу эвакуировать. А он хотел вернуться обратно, и было несколько секунд на раздумье. Пока муж думал, в тот окоп прилетел снаряд, и не осталось ничего. Он потом говорил: «Мне помогли остаться живым Бог и ваши и мои молитвы. Другого объяснения этому нет». 

После ранения у Стены не работает указательный палец. И что будет дальше, не понятно. Правый указательный палец нужен, чтобы нажать спусковой крючок. Пока идет процесс заживления, его на боевые позиции не отправляют и из штурмового отряда перевели в медицинскую роту. 

– Но там тоже не сахар, – говорит Нина. – Даже на участке, где работает медицинская эвакуационная группа, за короткий промежуток времени погибли пять человек, которые работали на эвакуации.

Так что почему кто-то остается в живых, а кто-то – нет, может ответить только Господь. 

– У него недавно погиб боевой брат, так они там друг друга называют – братья. Они и есть такие. Потому, что готовы последнее с себя снять и отдать другому, если нужно. Муж, когда его перевели в медроту, отдал одному парню свой дорогой боекомплект. Так вот, с тем человеком они сдружились, много общались. А на одно из заданий тот просто не надел бронежилет. Хотя был опытным бойцом, очень многое прошел в своей жизни. Но не надел, и тот бой стал для него последним. 

Нина молчит. Думает.

– Даже не знаю, что еще добавить. Страшно, да. Жду, верю и постоянно молюсь. Чтобы пуля пролетела мимо. Чтобы Ангел-Хранитель с ним рядом был. Чтобы Господь сберег этого человека, который здесь очень-очень многим нужен. Я в это очень верю и надеюсь, что будет именно так!

Источник: Прихожанин

Оцените статью
Храм святых Петра и Февронии в Петергофе
Добавить комментарий

Нажимая на кнопку "Отправить комментарий", я даю согласие на обработку персональных данных и принимаю политику конфиденциальности.