Елена Кучеренко
– Когда через полгода я начала ко всему относиться чуть спокойнее, муж сказал: «О! Жена с войны вернулась!» – «…В смысле?» – «Ну, тебя же не было, ты же с Костей на фронте воевала…» Но мы все сейчас свою жизнь соизмеряем с тем, что он – там. Я ложусь вечером в свою теплую постель и думаю: «Костя, а где же ты спишь?»
Мы общаемся голосовыми сообщениям – я и Наталья. Ее племянника Константина мобилизовали в самом начале. Она говорит, и в какой-то момент в голосе у нее слышатся слезы:
– Вы простите, это очень тяжелая тема для нас. Было вот девятое мая… Никогда раньше не думали, что песни военных лет будут так восприниматься.
Это действительно очень тяжело – если по правде и без ложного пафоса. Потому что вчера человек с тобой разговаривал, а что с ним сегодня – один Господь знает.
«Ночью Иван идет на штурм»
Начался наш разговор с того, что Наталья рассказала об удивительном событии, которое произошло совсем недавно. Тогда Константин связался с ней и попросил помолиться о своем сослуживце Иване: «Этой ночью идет на штурм».
– После начала СВО у нас образовалась группа единомышленников, которая все это время молится за тех, кто на войне. За родных и близких, за друзей и знакомых. И за Костю, племянника моего, мы тоже молимся непрестанно. Я написала девочкам. Попросила молитв за воина Иоанна, 90-й псалом. Они удивились тому, что это именно Костя мой просил. Потому что он всегда был далек от Церкви, относился очень снисходительно, даже крест не хотел надевать. И вот такое преображение… Я и ему текст псалма переслала: «Читайте вместе с Иваном». По реакции в нашей группе видела, что молитва творилась в продолжение всей ночи: кто в полночь, кто в час ночи, кто в три часа. Вечером, спустя сутки, племянник написал: «Всё нормально, Иван уехал в госпиталь, слепое осколочное ранение ноги – легкое. БПЛА-камикадзе в него полетел, но в последний момент что-то случилось у них с управлением, и его повело в сторону. В Ивана не попало, только маленький осколочек».
«За папу надо молиться»
Сколько же рассказов я уже слышала о таких чудесных спасениях там, где сейчас смерть! Десятки – уж точно. Как осколок попал в нательный крест, и парень остался жив. Это мне командир медицинского отряда рассказывал… Он же – о том, как ходили они перед обстрелом крестным ходом вокруг дома, где располагались. И потом снаряды ложились ровно вокруг забора – по периметру. И ни один не попал в них… Это у него, у этого врача, в руках замироточила Донецкая икона Божией Матери «Умягчение злых сердец» – известная история: как прилетел в госпиталь «Хаймерс» и, воткнувшись в пол у ног Богородицы, не разорвался.
Женщина-волонтер в госпитале поделилась, что лежал у них парень с тяжелым ранением. Перед боем он отдал другу обезболивающее, а потом у него практически оторвало руку. Кричал, мучился, его долго не эвакуировали. И решил подорвать себя. Достал здоровой рукой гранату, прижал к щеке, просунул большой палец в кольцо и… прилетел осколок и выбил ему на этом пальце сустав. Так его и нашли – с гранатой, прижатой к щеке. Слава Богу – живого…
Молитва… Молитва, правда, спасает жизни. Помню, еще один боец рассказывал. Сын у него – подросток. И, как любому почти подростку, не до храма ему, не до Бога. Но мобилизовали отца. И однажды утром просыпается мальчишка, собирается и идет в церковь:
– Мама, за папу надо молиться!
В тот самый момент, когда сын молился в храме, рядом с его отцом взорвался снаряд. Все были в укрытии, а он – нет. В клочья должно было его разорвать, а – ни одной царапины.
Раненный в обе ноги боец твердил одну-единственную молитву, которую знал: «Господи, помилуй!», и смог на простреленных ногах дойти до наших:
– Ты кто?!
– Я – тот-то…
– Вы же все погибли!!!
– Я – живой.
– Как ты до нас добрался?! Где шел?!
– Да вон там…
– Это невозможно! Там же все заминировано!..
«Господи, помилуй!», да…
И много – много другого… Верю, что и от Ивана та молитва отвела дрон со взрывчаткой.
«Я не понимаю, как здесь можно выжить»
Но, знаете, вместе с радостью, что и там, в этом ужасе и кошмаре – Христос, и творит Он Свои чудеса, – у меня боль. Это не то чудо, когда ликует душа и хочется только радоваться. Эти чудеса – сквозь слезы. Когда сжимаешь до скрипа зубы – и ни вдохнуть, ни выдохнуть.
Десятки чудесных спасений, но и десятки, если не сотни тысяч погибших, с которыми это ВИДИМОЕ чудо не случилось. Но, возможно, случилось невидимое, о котором мы никогда не узнаем, – в душе бойца, оставшегося лежать там. Война ведь в любом случае меняет человека. Это изменение души и есть, наверное, всегда самое большое чудо. Если только при этом делается шаг к Богу. Потому что война еще и калечит, уродует. У кого-то в сердце просыпается вера, а у иного – всё самое грязное и гнусное.
Почему с одними так, а с другими иначе, я не знаю. Знает Бог. Но больно… Больно… Я поэтому очень не люблю всякие мотивирующие ролики.
Вот наши мужики меняют знак «Работине» на «Работино». И кидают старый в багажник. На видео это холеные, щекастые, полные сил, сытые, выспавшиеся дядьки. А в жизни за этим, боюсь даже представить – сколько наших погибших. Сколько разорванных тел, стонов и слез родных. Это дети-сироты и родители, похоронившие своих детей. Со всех сторон. Ничего в войне нет романтичного. Хотя всегда есть место подвигу и любви.
«А ты иди домой»
Да… Про войну больно говорить и больно слушать.
– Я не понимаю, как здесь можно выжить, – позвонил Костя родным тогда – вначале, вскоре после того, как оказался в зоне боевых действий
Наталье больно, но она говорит:
– Рождество Богородицы двадцать второго года мы не забудем никогда. Новость о частичной мобилизации настигла нас прямо в храме, шло Причастие. Я сразу подумала про брата, он у меня подполковник. Но повестка пришла его сыну, Косте. И вся соль ситуации, что его вообще не должны были призывать.
Константин – специалист в сфере информационных технологий. Айтишник, по-простому. И квалификация, и место работы давали ему право на отсрочку.
– У него на руках были все документы, – говорила Наталья. – Но его ошибка была в том, что он не загрузил их на Госуслуги, а просто пришел с ними в военкомат. С бумажной повесткой и с этими бумажками: «Вот, у меня такая ситуация…» – «На Госуслугах есть?» – «Нет…» – «Ну и всё тогда. Потому что твой работодатель должен был подтвердить». И ситуация повисла в воздухе. Отсрочку не дали, но и сразу не забрали. Господь как будто оттягивал. В первый его приход прямо на нем сменилась женщина – сотрудник военкомата. Остальных – в автобус с вещами, а на Костю посмотрела: «Ты иди домой!» – «Как домой?..» В общем, переписала повестку с седьмого октября на двенадцатое. А мы к тому моменту с моими верующими подругами стали молиться.
Наталья вспоминает, что все они очень переживали за своих мужчин – мужей, братьев, сыновей, племянников, женихов, друзей. Сейчас тоже, конечно, страшно, но чувство это хотя бы немного притупилось. А тогда было огромное душевное смятение и напряжение.
– Многие наши девочки окормляются у игумении Тобольского монастыря матушки Анны – замечательной. И она нас благословила читать Псалтирь за наших мужчин. Мы составили список. Там было больше ста пятидесяти имен. Потом стало уже триста. Люди добавлялись, добавлялись. И мы читали за них Псалтирь просто до упаду.
Двенадцатого октября Константина забрали…
«Нас осталось трое»
– Я уговорила его надеть крест, – рассказывала Наталья. – До этого он все отказывался: «Да ну… Да зачем мне это надо…» – «Кость, я за тебя молиться хочу. Пожалуйста, надень крест». – «Да ну… Да чё там… Хорошо, в карман могу положить». – «Не в карман! Надень на шею». Его родители привезли ему несколько крестов на выбор, в итоге он выбрал отцовский, брата моего. Когда мы перед отправкой с мамой его к нему ездили, я спросила: «Крест на тебе?» Он показал. И я ему дала еще и иконочку Казанской Божией Матери.
Он ее в нагрудный карман положил и несколько раз мне потом подтверждал: «Да, икона со мной».
Через несколько дней совершенно случайно Наталью пригласили читать Псалтирь еще и у них в храме.
– Я об этом ничего не знала. А у нас, оказалось, по благословению почившего уже настоятеля, есть двадцатка, которая читает Псалтирь за священников, клириков, своих родных. Один человек отказался, и попросили меня. Я сразу вписала туда Костю. И получилось, что за него вычитывались две Псалтири в сутки.
Пока Константин находился в мобилизационном центре, родные могли его навещать – привозили еду, необходимые вещи.
– Семнадцатого ноября их отправили в Белгород, и тут уже никто не успел даже дернуться, все было очень быстро, – вспоминала Наталья. – Костя прислал нам их фотографию перед отправкой. Они там такие мотивированные, бодряком: «Мне бы шашку да коня, да на линию огня». Я смотрела на нее и плакала. Думала – а кто из них вернется?
Ребята оказались под Сватово. И были страшные трое суток, когда Костя не выходил на связь. А потом он позвонил жене:
– Нас осталось трое.
«Куда с палками против танков?!»
После того как почти все из того подразделения погибли, Константин добрался до своих.
– Там был замполит, дай Бог ему здоровья, не знаю ни имени, ничего. Узнав, что Костя айтишник, сказал, что в таких случаях положена бронь, и вывел его обратно в Белгород. А нам позвонил и сказал подготовить все документы. С бронью в итоге ничего не получилось, но это было самое страшное время сватовского направления. Такая мясорубка, что Господи, помилуй. Бог Костю нашего просто уберег. А через месяц его отправили в ЛНР, и он находится там до сих пор… Кем он только за это время не был: и на медика он сдал, и связистом был, и мотострелком. А мы здесь молимся…
Наталья вспоминает, как поначалу делала за племянника огромное количество земных поклонов в день.
– Потому что кто-то сказал, что один поклон – это одна пуля мимо него.
Как читала за него Псалтирь сразу в двух местах.
– Мы все тогда просто с ума сходили… Но когда прошло несколько месяцев, стало понятно, что нужно с умом, не так шибко. У меня начались большие проблемы со здоровьем. Не было сил ни что-то делать, ни просто жить. А у меня шесть детей, у сына – выпускной… Но они терпели, бедные мои, что мама не с ними. Всё понимали. Когда наша матушка Анна из Тобольского монастыря узнала, что мы продолжаем читать Псалтирь, сказала: «Бабы, вы что – одурели? Вы понимаете, что вы исполняете монашеское послушание? Кто вас на это благословил?!» – «Вы…» – «Подождите, я вас благословила читать сорок дней. Вы сколько читаете?» – «Полгода». – «Вы что? С палками против танков прете? Вы что – монашествующие? Вы обвешены детьми, у вас мужья… Вы Бога уже попросили! Всё ему сказали своей Псалтирью, Он все ваши прошения знает. Отдайте всё в Его руки. Успокойтесь!» И мы немного успокоились… У меня осталась одна Псалтирь – храмовая.
Это не значит, что стали меньше переживать. Просто ушел какой-то, наверное, болезненный надрыв. Который был даже в молитве. А она так и творится непрестанно.
«Вот с кем воюем»
Но все равно: ждать – это очень тяжело.
– Эта ситуация вообще очень травмирующая, – признавалась Наталья. – Как-то мы собрались семьей за столом, и я поделилась, что сын знакомых погиб. Мне потом брат говорил: «Ты зачем это сказала? Жена (Костина мама) три дня рыдала…» Да мы все не можем это спокойно воспринимать! Один прожитый день по насыщенности переживаний идет сейчас за год. Мы бабушке долго не могли сказать – нашей с братом маме. Папа наш знал, а ей мы сказать боялись. Когда через, не помню уже сколько этих наших «лет-дней» мы решились, оказалось, что люди того времени – очень крепкие. Отец помнит оккупацию Крыма, хотя был маленьким. Мама – послевоенный голод. И воспринимают все лояльнее, чем мы… Костя как-то написал сообщение, в котором он говорил «спасибо» Бабушке и Дедушке (с большой буквы) за то, что они воспитали нас с братом. Его папу и меня. Потому что благодаря воспитанию отца он может выживать в тех страшных условиях. А мне он благодарен за моральную поддержку. У нас сейчас очень теплые и близкие отношения. Настолько нас сплотила эта война – наша общая беда. Нам очень непросто. Мы в этом живем… Помню, в мае ударили морозы, а у нас в саду уже цвела вишня, цвела черешня, груши, яблони … И погибло семь деревьев. И еще три клена умерло… У меня мама так расстраивалась. А я ей говорю: «Мам, да если из-за этих погибших деревьев Костя с руками и ногами еще, да и Бог с ними!» И мама: «Где-то убыло, где-то прибыло… Да, конечно…»
Люди такие скорби переживают. Вон у прихожанки сын вернулся – оторвало правую руку и левую ногу. Все подумали, что он погиб и уехали. А он орал: «Я живой!» Соседнее подразделение его эвакуировало. В реанимации две недели лежал, бедный…
Так что эти деревья – это чушь. Люди такое терпят. И нам надо что-то потерпеть… Мы каждую секунду помним, что он – там. Я ему пишу: «А у нас дожди, а у вас?» – «А у нас нормально, только ветер». Через десять минут: «А у нас ливануло, спальник промок»». – «Что же делать?!» – «А у меня второй есть». А у меня в голове – как он будет спать… Мы очень его ждем, живым и здоровым.
Год назад Константин приходил в отпуск. Поначалу вообще не хотел говорить о том, что там происходит:
– Мне и вспоминать об этом не хочется, не то что вам рассказывать.
Но потом они как-то раз сидели с Натальей, и она спросила:
– Кость, ну как там?
– Ты же знаешь.
– И всё же.
– Знаешь, с кем воюем? Мы стоим в поселке, а в центре поселка церковь. Там рядом никого из наших нет. А эти шмаляют и шмаляют по церкви. Почему-то им надо было ее раздолбать. И пока они в крест не попали, не успокоились. А как крест сбили, так и перестали храм обстреливать. Вот с кем воюем.
Источник: Прихожанин.ру
