Между политическими компромиссами и бескомпромиссностью Евангелия
Павел Дмитриев
На военном параде 9 мая 2024 г президент сказал: «Мы другая страна. У России другой характер. Мы никогда не откажемся от любви к Родине, от веры и традиционных ценностей, от обычаев предков, от уважения ко всем народам и культурам. А на Западе эти тысячелетние ценности, судя по всему, решили отменить. Такая нравственная деградация стала основой циничной фальсификации истории второй мировой войны, разжигания русофобии, восхваления предателей, издевательства над памятью их жертв, перечеркивания мужества тех, кто добыл и выстрадал Победу».
Итак, прозвучало, что в основе политики Запада – нравственная деградация! Это главный фактор, определяющий направленность и содержание евро-американской политики.
Из этого обстоятельства, о котором автор, в числе многих, настойчиво пишет уже не первый год, вытекают и выводы о методах противодействия.
Любые ответные или встречно опережающие действия в рамках логики отношений с нормальными врагами, то есть враждебными людьми, не отрицающими традиционные ценности, здесь выглядят как неправильные. Так как расчеты на адекватную реакцию исходят из представлений о противнике, как о живущем в сфере нравственной нормы.
Нравственно нормальный человек или нравственно нормальное общество могут адекватно реагировать на доводы рассудка, на опасения последствий применения ракетно-ядерного вооружения, на пределы или беспредел зла, все же считая зло сферой жизни требующей подавления или хотя бы возможного ограничения.
Но нравственно ненормальные человек или общество так реагировать уже не могут и не хотят. Они действуют в парадигме зла, где здравому смыслу остаётся всё меньше места.
Только необходимость считаться с традициями нравственности, присущими ещё существенно большому сегменту населения Запада, заставляет его обесовленные элиты, эти самые традиции формально поддерживать. Пример – брак извращенца Макрона или более откровенные браки множества иных крупных политиков стран Запада.
Павел Дмитриев
В этой ситуации нельзя, на мой взгляд, строить систему своих действий на логике, исходящей из представлений о способности Запада быть трезвомыслящим и нормальным. Нельзя с уверенностью считать, что постепенностью в наращивании энергии СВО мы как-то спасаем мир от рисков глобальной войны.
На мой взгляд, чем больше и дольше мы опасаемся глобальной войны, тем в более неблагоприятных военно-политических и социально-экономических обстоятельствах мы вынуждены будем провести свой упреждающий удар силами и вооружением, соответствующими общепризнанным представлениям о глобальном военном столкновении.
Многие десятилетия жизни человечества в условиях ракетно-ядерной угрозы сформировали представления о ядерном или аналогичной силы оружии, как просто о сдерживающее факторе, который играет чисто демонстрационную роль.
Но показывать нож невозможно бесконечно. Так его просто перестанут воспринимать как угрозу. Демонстрация не может длиться бесконечно.
Кроме того, в условиях обществ, руководимых традицией, угроза оценивается здраво – её пытаются избежать. Но в обществах, утративших связь с традиционными ценностями, не может быть трезвой оценки опасности. Патологическое стремление подавить носителей традиции, как живое обвинение извращенцев в смертных грехах, руководит решениями и действиями наших врагов.
Иными словами, порог страха гибели у политиков Запада, как носителей нравственного безумия, сегодня существенно ниже, чем мы привыкли ожидать.
Когда в результате Карибского кризиса и поражения США во Вьетнаме, началось движение к разрядке, порог опасений Запада был существенно выше. Да и наши действия, формирующие образ угрозы, были реалистичнее.
Политика – искусство возможного. А возможности стран, обладающих ядерным оружием и противостоящих друг другу, имеют ограничения. Это, по сути, диапазон колебаний между готовностью номер один для ядерных сил противников, с одной стороны, и разной степенью готовности к компромиссам, с другой.
По этому коридору мир обречён гулять столько, сколько продлится история этого вида оружия. Все разговоры о новом мышлении или о чём-то подобном, в стиле Горбачева, есть только средство незначительно удлинить коридор за счёт односторонних уступок.
Мы не знаем, была ли та политика только уступкой или стратегической ловушкой для Запада. Но в результате мы имеем преимущество в ракетно-ядерном вооружении, какого никогда прежде не имели… Это касается лишь публично озвученных наших преимуществ. Но есть основания предполагать, что озвучены не все…
Движение по коридору возможностей противостоящих друг другу обладателей ядерного оружия необходимо и неизбежно. Но это подразумевает действия, создающие повод к соответствующим эмоциям. Потому как ядерное оружие до момента его применения – это психологический фактор, требующий подогрева ощущения реальности.
Классикой этого был и остаётся Карибский кризис. Но его подготовили фронтовики. Я был подростком, жившим в тот момент в среде фронтовиков и действующих военных. И я помню ощущение их железной решимости и готовности идти до конца.
Сейчас, судя по гражданской направленности кадровых обновлений в нашем истеблишменте, решимости и способности к такой политике там нет и не намечается.
Первопричина западной русофобии, озвученная президентом, еще десять лет назад была определена патриотической общественностью, которая тогда вообще ничего не значила, и голос которой вообще никто не замечал и не воспринимал всерьез.
Конечно, государство – особая система, живущая в своем темпе, не в обыденно человеческом, а в некоем политическом, историко-философском времени. И простой поворот управленческого руля на десять градусов вправо или лево – это порой целая эпоха и сложнейший процесс.
Подчинение системы алгоритмам процесса означает создание ее самоценности. А что такое эта самоценность? В первую очередь, это – готовность к компромиссам. Но осознание политики как искусства компромиссов рано или поздно войдёт в противоречие с бескомпромиссностью Евангелия, которое, хотим мы или нет, сегодня ставим во главу угла всех руководящих нами смыслов.
Россия борется с сатанизмом, овладевшим Западом в полной и безвозвратной мере. И компромиссы реализовать практически невозможно.
Вот такая реальность наступила. Реальность Богословия!
Павел Иванович Дмитриев, правовед, публицист
Источник: РНЛ